По мнению одного адвоката, совет палаты принял взвешенное и обоснованное решение, поскольку защита лица, обусловленная определенным сроком и оторванная от хода уголовного процесса, может негативно сказаться на правах и законных интересах доверителя, а обещание ему прекращения уголовного преследования также недопустимо. Другой отметил, что правильность применения Советом АПГМ норм законодательства об адвокатской деятельности, как всегда, сомнений не вызывает.
Совет АП г. Москвы опубликовал решение о вынесении предупреждения адвокату, в частности за данное доверителю обещание прекратить уголовное дело и за определение срока окончания действия договора об оказании юрпомощи календарной датой, а не юридическим фактом окончания стадии предварительного следствия.
В мае 2022 г. гражданин Л.М. был привлечен в качестве обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 330 УК РФ «Самоуправство». Спустя несколько месяцев его супруга Л. заключила с адвокатом Ш. договор об оказании правовой помощи для защиты Л.М. В п. 5.1 договора отмечалось, что «услуги считаются оказанными в момент вынесения постановления о прекращении уголовного преследования». Вознаграждение защитника составило 15 млн руб. В договоре также указывалось, что он вступает в силу с момента подписания и действует до 25 января 2023 г. В апреле 2022 г. Л.М. выдал защитнику доверенность, удостоверенную врио нотариуса, на представление его интересов «во всех судебных и административных и правоохранительных органах, органах дознания, прокуратуре и иных правоохранительных органах».
В мае 2023 г. супруга обвиняемого потребовала от адвоката Ш. возврата уплаченного вознаграждения со ссылкой на неисполнение обязательств по договору об оказании правовой помощи. В июне защитник поинтересовалась у подзащитного, намерен ли он продолжать пользоваться ее юрпомощью, тогда же она обратилась к следователю с заявлением, содержащим просьбу сообщить ей, поступал ли от Л.М. отказ от защитника, на что получила утвердительный ответ.
Далее Л. обратилась в АП г. Москвы с жалобой на адвоката Ш. Она указывала, что адвокат уклоняется от представления отчета о проделанной работе, не возвращает 15 млн руб. и нотариально удостоверенную доверенность, выданную ей обвиняемым. Л. также утверждала, что защитник гарантировала положительный результат по уголовному делу и что общалась с доверителем невежливо и некорректно, допуская фамильярные отношения. Кроме того, жалоба Л. содержала дисциплинарные обвинения, касающиеся качества юрпомощи, оказанной адвокатом своему подзащитному.
Рассмотрев дисциплинарное дело, Квалификационная комиссия АП г. Москвы вынесла заключение о ненадлежащем исполнении Ш. профессиональных обязанностей перед доверителем, выразившемся во включении в договор об оказании правовой помощи п. 1.1 следующего содержания: «защита по уголовному делу, а именно прекращение незаконного уголовного преследования Л.М. по УД … (имеющее явный заказной характер, возбуждено СО ОМВД России по У. району)»; и п. 5.1 следующего содержания: «Услуги считаются оказанными в момент вынесения постановления о прекращении уголовного преследования», направленных на формирование у Л. понимания об обещании адвокатом положительного результата выполнения поручения. Кроме того, квалифкомиссия отметила, что Ш. заключила с Л. договор об оказании правовой помощи по делу, находящемуся в производстве республиканской СЧ СУ МВД России, в объеме, не предполагающем защиту Л.М. на всем протяжении предварительного расследования, включив в него п. 3.1 следующего содержания: «Настоящий договор вступает в силу с момента подписания и действует до 25 января 2023 г.».
В заключении также отмечалось, что адвокат ненадлежащим образом исполняла свои профессиональные обязанности перед доверителем ввиду непредоставления Л. отчета о проделанной работе. В остальной части, как полагала квалифкомиссия, дисциплинарное производство следовало прекратить, в том числе и по доводам Л. о качестве оказанной юрпомощи.
В ходе заседания Совета АПГМ супруги Л. поддержали выдвинутые дисциплинарные обвинения. Представитель заявителя требовал лишить Ш. статуса адвоката, поскольку та просила выплатить ей повторно 15 млн руб. В свою очередь адвокат Ш. отметила, что Л.М. было предъявлено обвинение в совершении преступления небольшой тяжести. По ее словам, она полагала, что уголовное преследование подзащитного будет прекращено по одному из предусмотренных законом оснований (примирение с потерпевшим, деятельное раскаяние, в связи с применением судебного штрафа и т.п.), поэтому в тексте соглашения его предмет был обозначен именно так. Адвокат отметила: она понимала, что уголовное дело могло быть не прекращено, а направлено прокурором в суд с обвинительным заключением или обвинительным актом, поэтому она признала некорректность формулировки предмета соглашения. Ш. добавила, что перед заключением соглашения она изучила документы и поняла, что уголовное дело расследуется в другом регионе и потребуются значительные расходы на проезд и проживание. Адвокат также упомянула, что между Л. и ней имеется судебный спор по возврату уплаченного вознаграждения.
Изучив материалы дисциплинарного производства, Совет АП г. Москвы напомнил, что адвокат не вправе давать лицу, обратившемуся за оказанием юрпомощи, или доверителю обещания положительного результата выполнения поручения. В связи с этим он отклонил как несостоятельный вышеуказанный довод Ш. об отрицании дачи такого обещания, поскольку ей известно, что УПК РФ предусматривает как императивные основания для прекращения уголовного дела, так и дискреционные. Кроме того, заметил совет, сама адвокат указывала лишь на гипотетическую возможность прекращения уголовного преследования Л.М.
В решении также отмечено, что предмет договора об оказании правовой помощи в совокупности с размером вознаграждения адвоката и условием о том, что «услуги считаются оказанными в момент вынесения постановления о прекращении уголовного преследования», создавали у доверителя понимание обещания адвоката по непременному достижению желаемого Л. результата оказания юрпомощи. Приведенные условия договора и по отдельности, и в особенности в совокупности не предусматривали возможности ненаступления положительного результата оказания юрпомощи. При этом обязанность по надлежащему формулированию предмета и условий поручения в договоре с доверителем лежала на Ш., которая должна была обеспечить отсутствие у доверителя какой-либо неопределенности в понимании условий заключенного соглашения об оказании правовой помощи, а также отсутствие препятствий для формирования и поддержания доверительных отношений между ней и Л. как доверителем.
Совет АПГМ вновь напомнил о недопустимости возникновения состояния неопределенности в правоотношениях адвоката и доверителя, восприятия последним адвоката не как независимого советника по правовым вопросам, а как лица, которое, пользуясь своими связями и знакомствами в правоохранительной системе, оказывает различного рода услуги неясной правовой природы. Все это подрывает доверие граждан, общества и государства к адвокатам и адвокатуре как важнейшему правозащитному институту. В связи с этим адвокат должен избегать включения в соглашение с доверителем условий, допускающих их неоднозначное понимание.
Таким образом, совет палаты пришел к выводу о нарушении адвокатом Ш. пп. 1 п. 1 ст. 7 и ст. 25 Закона об адвокатуре и п. 2 ст. 10 КПЭА. При этом совет отметил, что в профессиональном поведении адвоката не констатировано наличие навязывания юрпомощи путем использования личных связей с работниками судебных и правоохранительных органов.
В решении также упомянуто, что заключение соглашения в объеме, не предполагающем защиту подозреваемого (обвиняемого, подсудимого) на всем протяжении конкретной стадии уголовного судопроизводства, противоречит самой сути права каждого подвергнутого уголовному преследованию лица на получение квалифицированной юрпомощи, гарантированного ст. 48 Конституции РФ, является нарушением Закона об адвокатуре и КПЭА. Дело в том, что в п. 3.1 договора об оказании правовой помощи было предусмотрено, что он вступает в силу с момента его подписания и действует до 25 января 2023 г. Следовательно, срок окончания действия такого договора был установлен адвокатом Ш. календарной датой, а не юридическим фактом окончания стадии предварительного следствия.
«Довод адвоката Ш. о том, что указанный в договоре срок его действия был установлен для обозначения предположительного времени, необходимого для оказания Л.М. юридической помощи, при этом она не отказывалась от защиты Л.М. и продолжала осуществлять ее и после 25 января 2023 г., Советом не принимается, поскольку является надуманным и во всех случаях не влияет на оценку данного дисциплинарного нарушения, а дисциплинарное обвинение в отказе от защиты Л.М. в отношении адвоката Ш. не выдвигалось. При таких обстоятельствах Совет приходит к выводу, что адвокат Ш. нарушила вышеприведенные правовые положения и ненадлежаще исполнила профессиональные обязанности перед доверителем Л. также и в данной части», – отмечено в решении.
Совет отклонил доводы Ш. о том, что Л. не является ее доверителем, а также о том, что адвокат не получала от нее требований о предоставлении отчета о проделанной работе, поскольку в материалах дела имелись доказательства обратного, отметив, что, таким образом, предусмотренная п. 6 ст. 10 КПЭА обязанность адвокатом не была исполнена. Тот факт, что Ш. 17 июля 2023 г., т.е. после вынесения заключения квалифкомиссии, отправила Л. по всем известным ей адресам «акт об оказании услуг», который последняя получила 25 августа, не влияет на оценку указанного выше нарушения и не свидетельствует о его своевременном устранении. В части довода жалобы о том, что адвокат Ш. не возвратила доверенность от 20 апреля 2023 г., выданную ей подзащитным Л.М., совет отметил, что п. 6 ст. 10 КПЭА не возлагает на адвоката такую обязанность, поскольку заявителем жалобы Л. эта доверенность не выдавалась. Нет у адвоката Ш. также и обязанности возвратить доверенность нотариусу, ее удостоверившему. В связи с изложенным совет приходит к выводу о необходимости прекращения дисциплинарного производства в этой части.
В решении Совета АПГМ также указано, что споры о возврате адвокатом неотработанного вознаграждения дисциплинарным органам адвокатской палаты субъекта РФ находятся за пределами их компетенции. При возникновении разногласий относительно размера отработанного вознаграждения все спорные вопросы между адвокатом и доверителем решаются путем переговоров или в суде в гражданско-правовом порядке.
При выборе меры дисциплинарной ответственности совет палаты учел умышленный и грубый характер нарушений, допущенных Ш., который сопряжен с явным и злостным игнорированием адвокатом обязательных профессиональных правил поведения при оформлении соглашения об оказании юрпомощи и завершении правовых отношений с доверителем. Вместе с тем он учел отсутствие у Ш. предыдущих нарушений и осознание ею ошибочности формулировок соглашения об оказании юрпомощи. В связи с этим адвокату было вынесено предупреждение.
Адвокат АК LawGuard Сергей Колосовский отметил, что решение Совета АПГМ, как и обычно, заставляет задуматься о некоторых общих вещах. Он пояснил, что из соглашения об оказания юрпомощи, которое послужило предметом дисциплинарного разбирательства, и объяснений Ш. в процессе дисциплинарного производства однозначно следует непонимание адвокатом сути защиты по уголовному делу, помноженное на большое желание получить гонорар. «Очень часто люди, обращающиеся за юрпомощью, просят обеспечить определенный результат, реже – к определенному сроку. Но при взаимодействии адвоката с доверителем именно адвокат действует на своем поле и определяет границы допустимого, а обещание конкретного результата – недопустимо. И не только в силу прямого запрета, содержащегося в п. 2 ст. 10 КПЭА, а просто в силу профессиональной честности адвоката, понимающего, что четко определенный результат правового спора не в состоянии обеспечить не только адвокат, но и любой другой участник процесса, включая судью, решение которого тоже не является предопределенным и тем более окончательным. Поэтому внесение в соглашение формулировок, использованных адвокатом в рассматриваемом случае, очевидно недопустимо», – подчеркнул он.
Эксперт добавил, что в глаза бросается незнание адвокатом положений ст. 6.1 КПЭА, в соответствии с которым под доверителем понимается и лицо, в интересах которого заключено соглашение, и третье лицо, это соглашение заключившее. Как напомнил Сергей Колосовский, указание даты окончания действия соглашения вместо определенной стадии защиты противоречит и решению Совета АПГМ «О соглашении по уголовному делу», и целому ряду иных нормативных актов, принятых органами адвокатского сообщества, таких, как, например, Стандарт осуществления защиты в уголовном судопроизводстве, принятый VIII Всероссийским съездом адвокатов 20 апреля 2017 г.
«Причем помимо непрофессиональной постановки вопроса с точки зрения защиты по уголовному делу здесь, полагаю, присутствует еще и гражданско-правовой риск – поскольку плата по соглашению получена, не возникает ли у доверителя права требовать возвращения гонорара при недостижении результата после наступления даты, указанной в соглашении? Дальше – больше. В своих объяснениях в ходе дисциплинарного производства адвокат утверждала, что на основе анализа правоприменительной практики и судебной статистики она пришла к выводу о том, что уголовное преследование будет прекращено по одному из предусмотренных законом оснований, поэтому в тексте соглашения его предмет обозначен именно так. Однако в действительности предмет обозначен несколько иначе. Если в объяснениях адвокат приводит нереабилитирующие основания прекращения уголовного дела, то в соглашении указано: “прекращение незаконного уголовного преследования”; обратим внимание: “незаконного преследования”, т.е. явно подразумевается прекращение по реабилитирующим основаниям, что как минимум вводит доверителя в заблуждение относительно правовой природы обещанного результата, – заметил Сергей Колосовский. – C другой стороны, если в силу недостаточной подготовленности адвокат не различает реабилитирующие и нереабилитирующие основания и полагает, что это одно и то же, то не является ли обманом получение достаточно крупного гонорара за результат, который, по мнению адвоката, наступит сам по себе? Закономерно возникает вопрос: что это было? Абсолютный непрофессионализм адвоката или все-таки осознанный обман доверителя? В силу изложенного остается немного удивиться мягкости решения Совета АПГМ».
Адвокат МКА «Князев и партнеры» Артем Чекотков полагает, что Совет АП г. Москвы принял взвешенное и обоснованное решение. «Обращая внимание на сущностные аспекты права на защиту, совет палаты справедливо отметил, что этот институт в рамках уголовного судопроизводства своей природой отличается от представительства в иных отраслях. Защита лица, обусловленная определенным сроком и оторванная от хода уголовного процесса, может негативно сказаться на правах и законных интересах доверителя. В том числе и по этой причине нормы Закона об адвокатуре и КПЭА закрепляют невозможность для адвокатов отказаться от принятой на себя защиты. Заключая же соглашение на определенный срок, адвокат сразу предупреждает об отказе от защиты после указанной в договоре даты, что также создает неопределенность и дополнительное психологическое давление на обвиняемого в связи с поиском адвоката, которому человек сможет доверять. Также совет справедливо обозначил незаконным включение в договор пункта о достижении конкретного результата в виде прекращения уголовного преследования. КПЭА напрямую запрещает адвокату давать доверителю обещания положительного результата. Даже если адвокат полностью уверен в конечном исходе дела, такие обещания, причем формально закрепленные в договоре, создают ложную уверенность у доверителя в положительном результате, который зависит не только от помощи даже самого добросовестного и профессионального защитника», – подчеркнул он.
Зинаида Павлова
Источник: Адвокатская газета