Генри Резник – о своем пути, секретах мастерства и общечеловеческих ценностях.
Судьба могла сложиться так, что мы бы знали Генри Резника как известного музыканта или великого спортивного тренера. Как признается мэтр, всё благодаря семейным генам и удивительной «прыгучести». Но легендой Генри Марковича сделала высота, которой он достиг в адвокатской профессии.
О ДЕТСТВЕ И ЮНОСТИ
Я родом из военного детства. Ленинградец. По счастливой случайности не стал блокадником: отца буквально перед Великой Отечественной войной направили ректором Саратовской консерватории. 1942 год, рядом, в 300 километрах, идет судьбоносная Сталинградская битва. Саратов бомбят – здесь находился авиационный завод. Мне четыре с половиной года. В памяти сохранились «пульсары» – яркие ночные вспышки от осветительных бомб, сбрасываемых на город. И игры в войну во дворе нашего пятиэтажного дома, в то время самого большого в Саратове, с метанием жребия: кому быть нашими, кому – фашистами. А затем знакомство с реальными фашистами-военнопленными, которые строили второй корпус нашей элитной пятиэтажки. Поразило: люди как люди, никаких злодейских черт в облике, общались, они играли на губных гармошках, иногда гоняли с нами в футбол. Мне затем эти детские впечатления помогли в восприятии гениального, но такого неожиданного для 60-х годов фильма Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» и в последующем уже более глубоком, научном осмыслении того, как легко фашистские идеи овладевают массами. Вообще у меня, как у многих представителей моего поколения, детство было дворовым, и я благодарен улице, что она сформировала у нас такие качества, как чувства товарищества и справедливости, честность, верность слову, осуждение ябедничества. Хорошо, если они затем не девальвируются во взрослой жизни.
О ПУТИ В ПРОФЕССИЮ
Мой приход в адвокатуру был необычным. Крутое изменение профессионального пути в 47 лет вообще происходит нечасто, а с учетом того, что статус состоявшегося ученого, доцента одного из ведущих ведомственных вузов страны был в тоталитарные советские времена несопоставим с адвокатским, мой случай, кажется, так и остался в своем роде единственным. Привели меня на адвокатскую стезю специфические обстоятельства: я был приглашен как известный правовед, автор книг о праве на защиту на конкретное уголовное дело по обвинению адвокатов в преступлениях, связанных с профессиональной деятельностью, руководством Московской городской и областной коллегий адвокатов. Твердое решение остаться в адвокатуре сформировалось не сразу, два года сохранял за собой доцентские полставки, размышлял, не вернуться ли в науку. И только когда успешно проведенное «адвокатское» дело подкрепилось другими интересными резонансными судебными процессами, окончательно определился с выбором. Так что, встречая в отношении себя распространенное словосочетание «адвокат от Бога», усмехаюсь – ничего мне Господь об адвокатуре не шептал. Более того, я и юристом-то стал случайно: специализация «журналистика» на филфаке Среднеазиатского университета в Ташкенте, куда меня занесли спортивные ветры, была только на узбекском потоке, и я с горя решил пойти на юридический, благо Кони уже прочитал.
А вот здесь уже проклевывается закономерность: профессия адвоката, как, впрочем, и подавляющая часть других распространенных профессий – врача, экономиста, инженера, химика, etc, не требует каких-либо врожденных задатков, осваивается обычными людьми без интеллектуальных дефектов, а успех обычно достигается упорным трудом и приобретаемым опытом. Многие успешные адвокаты оказались в профессии благодаря непредсказуемому стечению жизненных обстоятельств и могли реализоваться иначе. Я, например, мог бы состояться как музыкант (пианист или вокалист) либо спортивный тренер: природа одарила абсолютным музыкальным слухом, звучным голосом, рос в семье музыкантов; с другой стороны, не только сам играл в командах мастеров, но и тренировал волейбольные команды, вполне мог пойти по этой линии, мои товарищи Слава Платонов и Гена Паршин стали выдающимися тренерами, приводили сборные волейбольные команды СССР к выигрышам чемпионатов мира и Олимпийских игр. А вот за спортивные достижения и музыкальное хобби благодарен матушке-природе: высокая прыгучесть и упомянутый уже абсолютный музыкальный слух. Волейбольную площадку не покидал долго, до пенсионных лет, с музыкой подружился навсегда. Не представляю своей жизни без концертов классической музыки и джаза, сам в охотку пою на разных камерных арт-площадках, однажды даже сыграл роль адвоката в оперетте «Летучая мышь» на сцене «Геликон-оперы». Связано ли увлечение музыкой с профессией судебного адвоката? Определенно утверждать не могу. Возможно, прав Ральф Эмерсон: «Музыка побуждает нас красноречиво мыслить». Но то, что она дарит наслаждение прекрасным и снимает стресс, – так это точно.
О СВОБОДЕ И СВОБОДЕ СЛОВА
С учетом сложности жизни определяется также справедливость законотворчества и правоприменения. Примером нахождения оптимального баланса разных конституционно защищаемых ценностей может служить качественная судебная практика рассмотрения дел о защите чести, достоинства и деловой репутации. Европейский суд по правам человека и затем Верховный Суд РФ постепенно выработали критерии, позволяющие сочетать право на свободу мнений, свободу массовой информации и право человека на доброе имя: отграничение оценок от фактов, общественный интерес информации, статус диффамированного лица, добросовестность журналиста, полемика в ходе политических дебатов, реальность морального вреда. Чего нельзя сказать о букете законов об «экстремизме» и «иностранных агентах» и еще более уродливом их применении: чрезмерно широкие, размытые формулировки, приравнивание оценочных суждений к противоправным действиям, использование в качестве единственных доказательств правонарушений так называемых лингвистических экспертиз, профанирующих специальные познания и подменяющих собой правовые выводы. В итоге на практике – криминализация любого критического высказывания и урон конституционной свободе слова. Принесена в жертву политической конъюнктуре.
ОБ ИСКУССТВЕ КРАСНОРЕЧИЯ
Я всегда тщательно готовлюсь к судебным прениям, хотя свои речи никогда не пишу, обычно их проговариваю, по некоторым делам составляю тезисы. Искусство судебного красноречия, конечно, имеет свои особенности в судах присяжных, могущих признать подсудимого невиновным и при доказанности совершения им преступного деяния, и в профессиональном суде, мотивирующем свои выводы в приговоре. Но своего значения и там не утратило. Дело делу рознь. По многим адвокату достаточно кратко оценить с позиции защиты результаты судебного следствия. Но есть сложные, оценочные, так называемые уликовые дела, требующие от адвоката для парирования доводов обвинения «глубокого бурения», есть дела, где решающую роль играют эрудиция, освоение незнакомого тебе ранее культурного пласта, где требуется филигранная аргументация, не звучащая столь убедительно на бумаге. Наконец, есть резонансные дела, привлекающие всеобщий интерес, и в них адресатом твоей речи становится не только суд, но и широкое гражданское общество. Именно по такого рода делам я и произносил свои речи, которые были записаны и затем опубликованы. Всегда ставил перед собой задачу выступать так, чтобы суд от начала и до конца не утрачивал к речи интереса. Кажется, мне это удавалось.
ОБ АДВОКАТСКОМ СТИЛЕ
Изначально адвокату следует настраиваться на сотрудничество с судом. Снискать авторитет у судей адвокат может только профессионализмом и неукоснительным к ним уважением. Оставляю за скобками политически мотивированные дела: здесь судьи жестко запрограммированы на определенный результат, в процессе откровенно односторонни, отклоняют все ходатайства защиты, адвокаты протестуют, и если судья, чаще всего неопытный, раздражается их хлесткими фразами, бичующими несостоятельное обвинение, конфликт неизбежен. Но по основной массе дел судья заинтересован в том, чтобы его решение было законным, обоснованным и устояло в вышестоящей инстанции. Поэтому ценится адвокат, своей грамотной, умелой и добросовестной работой формирующий прочную правовую позицию суда. В отношениях адвокатов и судей нет мелочей. Это относится и к стилю одежды. Он должен быть деловым: у мужчин костюм или пиджак и галстук, дамы при минимуме украшений. При любой погоде. Вспоминается одно групповое дело, трое подсудимых, четверо адвокатов. В Москве стояла неимоверная жара, целый месяц за 30. В первый день трое моих молодых коллег явились в процесс в рубашках с коротким рукавом без галстуков. Я в такой же – с галстуком. Трое судей-женщин – в мантиях. Прокуроры – мужчина и две женщины – в форменных мундирах. Кондиционер справляется плохо, перерывы объявляются каждый час. Я попросил своих товарищей на следующий день надеть костюмы, можно светлые, но галстук обязательно. Испытали неудобства, но уважительные взгляды судей словили.
О СМЕРТНОЙ КАЗНИ
Отношение к смертной казни считаю своего рода тестом на профессионализм адвоката, его верность правовому подходу к социальным проблемам. Все аргументы «за» и «против» смертной казни высказаны уже давно. Все рациональные, научные – «против»: преступность она не снижает, нравы в обществе ожесточает, создает риск необратимой судебной ошибки. «За» – только один: удовлетворение распространенного в общественном мнении чувства справедливости по древнему принципу «око за око». Само по себе чувство возмущения гнусными, изуверскими убийствами – здоровое, эмоциональная реакция – «этот выродок просто должен быть сметен с лица земли» – по-человечески понятна. Но государство не может действовать как частное лицо. Развитие цивилизованности, нравственный прогресс неразрывно связаны с усилением гарантий достоинства личности как высшей ценности. Отказ от смертной казни – общемировая тенденция: всё больше стран исключают ее из законодательства либо не применяют. Сейчас смертная казнь применяется лишь в 20 странах из 193, входящих в ООН. Игнорировать это, не замечать негодность средств для поставленной цели – «государство убивает, чтобы показать, что убивать нельзя» – полагаю, адвокату не должно быть свойственно.
О ЗАЩИТЕ ЗАЩИТНИКОВ
Вышло так оно само, что, придя в адвокатуру на «адвокатское дело», я продолжил защищать коллег от неправедных исков о защите чести и достоинства, административных преследований и уголовных обвинений. Недавно успешно завершившееся дело Александра Лебедева – тринадцатое, когда принимал поручение и вступал в процесс в качестве защитника. В отличие от других дел, за «адвокатские» брался только при уверенности в невиновности коллеги и значимости дела для сообщества, дабы не допустить создания в судебной практике опасного прецедента. Почему взваливал на себя pro bono это бремя? Не посчитайте пафосным – из любви к нашей профессии, да и понимания того, что в такого рода делах будут особенно важны твое имя и общественный престиж. Ну а защита адвокатов в форме советов, консультаций, правовых заключений – это мои обязанности как председателя Комиссии по защите прав адвокатов ФПА. Выполняю их уже 18 лет.
О ВЕРЕ И БОГЕ
Глубокий вопрос, односложно не ответишь. Изначально вера в Бога выросла из страха, беспомощности человека перед грозной природной стихией, многие века подпитывалась массовым невежеством, держалась на традиции и авторитете Церкви. Начиная с эпохи Возрождения разум, наука, технический прогресс всё больше отвоевывали у религии ее объясняющую способность. Постепенно из рук религии в светские руки перешли и ее духовно-нравственные принципы: любовь, милосердие, справедливость, божественные заповеди, золотое правило нравственности – «не делай другому того, чего не желаешь себе». Современный горожанин, оснащенный естественнонаучными познаниями и рационально мыслящий, уже не может исповедовать слепую, нерассуждающую веру в библейское сотворение мира, существование рая и ада, да и самого Бога. В вере должна быть потребность. И честный образованный человек, гражданин светского государства задает себе вопрос: «Я и так веду себя пристойно: не насильничаю, не краду, не лгу, не предаю друзей, забочусь о своей семье. Стану ли я лучше, если уверую? Ведь я наблюдаю лицемерие и ханжество не только некоторых своих воцерковленных знакомых, но и представителей власти, в СССР преследовавших и притеснявших верующих, а сейчас бьющих поклоны в церкви». Александр Мень говорил: «Религия не существовала бы в любом известном нам обществе, если бы не отвечала глубочайшей потребности человека, которую невозможно удовлетворить иным путем». Размышляя над этими словами, я пришел к выводу, что религиозное чувство не покинет человека и в самом развитом, материально благополучном обществе с «молочными реками и кисельными берегами» – в силу осознания своей смертности. Ни один самый ярый атеист не готов признать отсутствие у него души. В отличие от человеческого тела, она в разных религиях либо вообще не умирает и способна к реинкарнации, либо умирает только для этого тела и отходит к Богу, т. е. так или иначе бессмертна. Предельный циник, конечно, может «продать душу дьяволу», но большинство атеистов вовсе не утрачивают различения добра и зла, не любят, «когда им лезут в душу, тем более, когда в нее плюют» (Владимир Высоцкий), и способны озаботиться ее пристойным существованием после покидания своего бренного тела. А для того чтобы уберечь свою бесценную душу от мучений, атеисту надо признать не только посюстороннее, но и трансцендентное измерение действительности, или, говоря иначе, наличие какого-то высшего духовного первоначала, недоступного рассудку и открываемого только верой. Такова, мне представляется, судьба религии в светском постиндустриальном обществе. Что касается реальной жизни, то наблюдаются разные пути прихода к Богу: через воспитание в религиозной семье; через перенесенные страдания или потрясения – известно много случаев, когда в веру обращались и даже становились священниками воевавшие солдаты или раскаявшиеся преступники; наконец, через обретение духовной опоры в, как сказал Достоевский, «красоте Христа». Этим путем пришел к Богу и 30 лет назад стал священником мой сын.
О ПРИНЦИПАХ И ПРИНЦИПИАЛЬНОСТИ
Наши поступки должны быть не принципиальными, а разумными. Жизнь в обществе сложна, требует гибкости мышления, способности к самоанализу и компромиссам. Людям претит максималист, постоянно «идущий на принцип», глухой к другим доводам и мнениям. Толерантность отнюдь не означает бесхребетности, полного отказа от своих убеждений и духовных ценностей. Нравственная интуиция – совесть – безошибочно определит красную черту, перейдя которую, человек теряет самоуважение и становится подонком. Что касается адвокатской деятельности, то к ней понятие принципиальности – извините за тавтологию – неприложимо в принципе. Адвокат защищает не свои идеи и взгляды, а интересы доверителя. По многим делам наиболее желательный исход дела – это примирение сторон. И адвокат должен уметь этот мир обеспечивать. Упертый адвокат, заряженный исключительно на обострение конфликта, – это потеря квалификации. Человек XXI века – «человек договаривающийся». И наша профессия как нельзя лучше встраивается в современную цивилизацию.
Подготовила: Юлия Румянцева-Томашевич.
Фото: Мария Капитанова.
Источник: Журнал "Российский адвокат" (№2 ЛЕТО 2О22).