
Совет Адвокатской палаты города Москвы установил, что в 2021 году С. заключила с ООО «К.» соглашение об оказании консультационных (юридических) услуг и представлению интересов заказчика в судах РФ, в соответствии с пунктами 1 и 2 которого исполнитель (ООО «К.») принял на себя обязательство представлять интересы С. в судах по иску о расторжении брака, взыскании алиментов, разделе совместно нажитого имущества, в том числе «обеспечить участие квалифицированных специалистов (адвокатов) в качестве представителей С». В этот же день С. выдала адвокату К. нотариальную доверенность, наделив его и иных указанных в доверенности лиц (И. и М.) правом представлять свои интересы в судах со всем объемом полномочий, предусмотренных нормами процессуального законодательства Российской Федерации, включая, в том числе, право на обращение с иском, заключение мирового соглашения, представление интересов в исполнительном производстве.
В январе 2022 года С. заключила с адвокатом К. еще одно соглашение об оказании юридической помощи, которое заявителем расторгнуто не было.
Таким образом, заявитель С. в силу ст. 6.1 Кодекса профессиональной этики адвоката являлась доверителем адвоката К. и как лицо, которому он оказывал юридическую помощь, и как лицо, с которым он заключил соглашение об оказании юридической помощи.
В период после заключения С. с адвокатом К. соглашения от января 2022 года и до истечения срока исполнения бывшим мужем С. условий мирового соглашения между С. и адвокатом К. были заключены два договора займа, в соответствии с условиями которых С. выдала адвокату К. взаймы денежные средства в общей сумме 2 млн рублей. Из чеков и справки банка усматривается следующее назначение платежей: «договор займа между физическими лицами».
Адвокат К. полученные в долг денежные средства заявителю не возвратил, а спустя полгода после истечения срока их возврата обратился в Арбитражный суд города Москвы с заявлением о признании себя несостоятельным (банкротом), не сообщив об этом доверителю С. и не внеся ее в список кредиторов в соответствии с требованиями п. 3 ст. 213.4 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)».
С. обращалась в суд общей юрисдикции с иском о взыскании денежных средств по договорам займа, однако ее исковое заявление было оставлено без рассмотрения ввиду того, что к моменту его подачи адвокат К. уже был признан банкротом. После этого С. обратилась в Арбитражный суд города Москвы в рамках дела о признании адвоката К. несостоятельным (банкротом) с заявлением о включении ее требований в реестр требований кредиторов. Её требования С. были признаны судом обоснованными, однако подлежащими удовлетворению за счет имущества, оставшегося после удовлетворения требований кредиторов, включенных в реестр требований кредиторов третьей очереди. Суд указал на пропуск ею установленного п. 2 ст. 213.8 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» двухмесячного срока на подачу такого заявления и отказал в удовлетворении ходатайства о восстановлении пропущенного срока. Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда указанное определение оставлено без изменения, а апелляционная жалоба К. – без удовлетворения.
Заявитель С. выдвинула в отношении адвоката К. дисциплинарное обвинение в нарушении п. 4 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката, выразившемся в том, что он поставил себя в долговую зависимость от неё как доверителя, взяв у нее в долг 2 млн рублей, которые не вернул. По мнению С., умышленный отказ адвоката от погашения крупной задолженности приводит к подрыву доверия к нему и к адвокатуре.
Совет признал это дисциплинарное обвинение обоснованным. Пунктом 4 статьи 10 Кодекса профессиональной этики адвоката установлено, что адвокат не должен ставить в себя в долговую зависимость от доверителя. Как указано выше, С. в момент выдачи займов адвокату К. являлась доверителем последнего.
Действительность договоров займа, а также наличие задолженности адвоката К. перед займодавцем С., образовавшейся по этим договорам, установлены определением Арбитражного суда города Москвы. Это определение вступило в законную силу.
Довод адвоката К. о наличии долга заявителя перед ним, якобы возникшего на основании уступки ему требования ООО «К.» к С., какими-либо доказательствами не подтвержден. Более того, данный довод не заявлялся адвокатом К. в ходе разрешения арбитражными судами заявления С. о включении ее требований к нему в реестр требований кредиторов. Доказательства уведомления С. об уступке права требования к ней от ООО «К» в пользу К. также отсутствуют, сама С. данные обстоятельства отрицает.
Представленная С. в материалы дисциплинарного производства переписка с адвокатом К. также подтверждает, что по истечении срока осуществления первых платежей по мировому соглашению в пользу С. адвокат К. обращался к ней с просьбой предоставить «один-два миллиона сроком на один месяц, готов под процент», прислал ей оба договора займа со своей подписью, получал от нее копии чеков о переводах денежных средств по ним. Данная переписка представлена заявителем в составе заключений специалистов по исследованию цифровой информации, в которых подтверждается, что переписка не имеет следов корректировки либо монтажа, и подлинность данной переписки адвокатом К. не отрицалась.
При таких обстоятельствах Совет, согласившись с Квалификационной комиссией, пришел к выводу о нарушении адвокатом К. положений п. 4 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката.
Совет отклонил как несостоятельные и надуманные доводы адвоката К. о неясности предмета данного дисциплинарного обвинения и об истечении срока применения к нему мер дисциплинарной ответственности. Предмет дисциплинарного обвинения сформулирован в Заключении Квалификационной комиссии исчерпывающе ясно с приведением всех фактических обстоятельств и с указанием на длящийся характер этого нарушения, продолжающегося и в момент рассмотрения дисциплинарного производства Советом в силу невозвращения долга и, следовательно, продолжающейся недопустимой долговой зависимости адвоката от доверителя. Адвокат К. как профессиональный советник по правовым вопросам не может не осознавать этих очевидных обстоятельств. Совет также не нашел оснований для направления дисциплинарного производства Квалификационной комиссии для нового разбирательства, поскольку, вопреки голословным утверждениям адвоката К., все фактические обстоятельства установлены Квалификационной комиссией с достаточной полнотой, а все ее выводы, в том числе о правовой оценке деяния адвоката, мотивированы и не содержат противоречий.
Избирая в соответствии с требованиями п. 4 ст. 18 Кодекса профессиональной этики адвоката меру дисциплинарной ответственности в отношении адвоката К. за совершенное нарушение, Совет учёл его умышленный и грубый характер, свидетельствующий о злостном игнорировании адвокатом основополагающих требований профессиональной этики, касающихся отношений адвоката с доверителем. Совет также отметил, что это нарушение адвокат К. совершил сознательно, чем причинил существенный вред доверителю С., которая в условиях банкротства К. лишена возможности вернуть переданные ему взаймы денежные средства.
Совет расценил профессиональное поведение адвоката К. как недопустимое и причиняющие ущерб авторитету адвокатуры. Кроме того, Совет принял во внимание, что его Решением от ноября 2023 года к адвокату К. уже была применена мера дисциплинарной ответственности в виде предупреждения за нарушение требований пп. 4 п. 1 ст. 7 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» и п. 2 ст. 5 Кодекса профессиональной этики адвоката, что свидетельствует о том, что недобросовестное и недопустимое профессиональное поведение адвоката К. носит систематический характер, и в силу этих причин оно несовместимо со статусом адвоката.
При таких обстоятельствах Совет счел необходимым применить к адвокату К. меру дисциплинарной ответственности в виде прекращения статуса адвоката. Совет не нашел оснований для применения к адвокату К. более мягкой меры дисциплинарной ответственности из числа предусмотренных п. 6 ст. 18 Кодекса профессиональной этики адвоката, как с учетом систематического характера и тяжести нарушений, так и в силу того, что это могло бы создать ложное впечатление о совместимости подобного поведения с принадлежностью к адвокатскому сообществу.
Адвокат К. может быть допущен к сдаче квалификационного экзамена на повторное приобретение статуса адвоката по истечении трех лет с момента вынесения данного решения.
Читать Решение.