20 августа 2020 г. в АИС АПМ от следователя поступило требование об обеспечении участия защитника для осуществления защиты гражданки Ф. в порядке ст. 50 и 51 УПК на стадии предварительного следствия. В тот же день заявку принял адвокат Б., который вступил в уголовное дело в качестве защитника Ф., представив ордер от 20 августа 2020 г. Вечером следователь с участием защитника составил протокол задержания Ф. по подозрению в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК РФ, c разъяснением прав, предусмотренных ч. 4 ст. 46 УПК и ст. 51 Конституции, который подозреваемая вместе с защитником подписала без замечаний и заявлений.
В период с 20 по 21 августа адвокат принял участие в ряде процессуальных действий, в том числе в ночное время: в допросе подозреваемой, в очной ставке между ней и подозреваемым И., в предъявлении Ф. обвинения по ч. 4 ст. 159 УК и ее допросе в качестве обвиняемой, а также в избрании в отношении нее меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении.
В последующем Ф. подала жалобу в АП г. Москвы, в которой указала, что адвокат Б. не согласовал с ней позицию по уголовному делу, не оказал юридическую помощь в ходе следственных и иных процессуальных действий, а также не разъяснил ей право отказаться от участия в указанных действиях, проводимых в ночное время, и не отреагировал на данное обстоятельство. По мнению Ф., адвокат не реагировал на угрозы следователей в ее адрес и на неудовлетворительное состояние здоровья подзащитной при производстве следственных и иных процессуальных действий. Кроме того, Б. покинул место производства допроса до его окончания, подписал протокол допроса Ф. в качестве обвиняемой, содержащий заведомо недостоверные сведения о времени его проведения. Также защитник не разъяснил Ф. право пригласить защитника по соглашению, если она не желает пользоваться помощью защитника, назначенного следователем. Заявитель жалобы обратила внимание палаты на то, что назначенный адвокат участвовал в производстве следственных и иных процессуальных действий до истечения 24 часов с момента фактического задержания Ф.
Заявитель пояснила, что обратилась с жалобой спустя год и три месяца после произошедших событий, поскольку у нее ухудшилось здоровье, она наблюдалась у врачей и долго не могла ознакомиться с делом.
Квалифкомиссия посчитала, что адвокат ненадлежаще осуществлял защиту
19 января Квалификационная комиссия АП г. Москвы вынесла заключение, в котором признала, что адвокатом Б. допущено ненадлежащее, вопреки предписаниям подп. 1 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре и п. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 12 КПЭА во взаимосвязи с Разъяснениями № 9 Совета АП г. Москвы по вопросам профессиональной этики адвоката от 24 сентября 2015 г. «О соблюдении требований части 3 и части 4 статьи 50 УПК РФ при осуществлении защиты по назначению», утвержденными Советом 24 сентября 2015 г., исполнение профессиональных обязанностей перед доверителем (разумно, добросовестно, квалифицированно, принципиально и своевременно отстаивать права и законные интересы доверителя, следить за соблюдением закона в отношении доверителя и в случае нарушений прав доверителя ходатайствовать об их устранении). В оставшейся части Квалифкомиссия пришла к выводу о необходимости прекращения дисциплинарного производства.
Ф. не согласилась с заключением Квалифкомиссии, отметив, что на момент прибытия адвоката Б. в УВД она находилась в крайне подавленном состоянии и не осознавала происходящее, поскольку в ее адрес со стороны оперативных сотрудников на протяжении всего дня 20 августа 2020 г. высказывались угрозы тюремным заключением на долгий срок, если она не подпишет написанные ими показания. В этой ситуации Б., по мнению Ф., должен был заявить о невозможности проведения следственных действий по причине неудовлетворительного состояния здоровья подзащитной. Однако и следователь, и адвокат придерживались позиции, что чем быстрее Ф. подпишет протоколы допросов, тем быстрее вернется домой, добавила она.
Ф. также указала, что в ходе следственных действий адвокат Б. не сделал ни одного заявления, не заявил ни одного ходатайства, не задал ни одного вопроса не только по обстоятельствам дела, но даже о наличии у подзащитной заболеваний и состояния здоровья в период производства следственных действий. Положения закона о недопустимости следственного действия в ночное время, за исключением случаев, не терпящих отлагательств, ей не разъяснялись. Ф. также пояснила, что перед началом допроса в качестве подозреваемой не имела реальной возможности конфиденциально пообщаться с защитником, чтобы согласовать позицию. Она добавила, что адвокат принес ей извинения во время заседания Квалифкомиссии, в ходе телефонных бесед предлагал помощь, от которой Ф. отказалась.
В отзыве на пояснения Ф. адвокат Б. признал, что принял на себя защиту по назначению до истечения 24 часов с момента фактического задержания Ф. и просил учесть, что личной выгоды при этом не преследовал и действовал исключительно в интересах подзащитной. Ни о каких угрозах в ее адрес со стороны сотрудников полиции или следователя ему не было известно. На состояние здоровья в тот момент доверитель не жаловалась, заявив о недомогании только в ходе допроса в качестве обвиняемой, в связи с чем следственные действия были завершены.
Б. также отметил, что в ходе очной ставки консультировал Ф. о возможности воспользоваться ст. 51 Конституции. В ходе допроса в качестве обвиняемой, после консультации с ним, подзащитная отказалась выражать отношение к обвинению и давать какие-либо показания, что зафиксировано в протоколе. Участие в следственных действиях в ночное время было обусловлено позицией подзащитной, которая хотела, чтобы ее не задерживали и отпустили домой под подписку о невыезде. Он разъяснил Ф. положения ч. 3 ст. 164 УПК о том, что следственные действия в ночное время не допускаются, кроме исключительных обстоятельств, а настаивать на переносе следственных действий по причине ночного времени не стал только потому, что доверитель не возражала против их проведения.
Предупреждение за участие в следственных и иных процессуальных действиях в качестве защитника до истечения 24-часового срока явки приглашенного защитника
При вынесении решения Совет АП г. Москвы учел пояснения адвоката о том, что в ходе первого свидания он провел конфиденциальную беседу с подзащитной, в ходе которой согласовал позицию по делу, разъяснил право давать показания или отказаться от этого, а также ответил на вопросы Ф.
Совет палаты указал, что Ф. не конкретизировала, в чем именно выражалась несогласованность позиции по делу, а в представленных ею документах противоречие позиций защитника и доверителя не усматривается. В связи с этим Совет поддержал вывод Квалифкомиссии о том, что дисциплинарное обвинение в уклонении от согласования позиции и в неоказании Ф. какой-либо юридической помощи в ходе следственных и иных процессуальных действий не подтверждается.
Также Совет АП г. Москвы принял во внимание объяснения Б. о том, что он разъяснил подзащитной положения ч. 3 ст. 164 УПК о том, что производство следственного действия в ночное время не допускается, за исключением случаев, не терпящих отлагательства. Из протоколов очной ставки с участием подозреваемой Ф. и ее допроса в качестве обвиняемой от 20 августа 2020 г. не следует, что она возражала против производства следственных действий с ее участием в ночное время, отмечается в решении.
По мнению Совета, адвокат справедливо указал, что отложение проведения следственных и иных процессуальных действий после 22:00 20 августа 2020 г. на дневное время с высокой вероятностью повлекло бы заключение Ф., задержанной в порядке ст. 91–92 УПК, под стражу, что не отвечало бы ее интересам. В то же время после завершения допроса в качестве обвиняемой Ф. была избрана мера пресечения, не связанная с лишением свободы. В связи с этим Совет палаты также согласился с выводом Квалифкомиссии о необоснованности дисциплинарного обвинения в неразъяснении адвокатом права подзащитной отказаться от участия в следственных и иных процессуальных действиях, проводимых в ночное время, а также в отсутствии реакции защитника на данное обстоятельство.
Не посчитал Совет палаты доказанными и дисциплинарные обвинения адвоката Б. в том, что он не отреагировал на угрозы следователей в адрес Ф., а также на неудовлетворительное состояние ее здоровья. Так, адвокат категорически отрицал, что следователи угрожали подзащитной в его присутствии, а также что она сообщала ему о таких угрозах, при этом доказательств обратного не представлено.
К аналогичному выводу Совет пришел при оценке доводов Ф. о нереагировании адвоката на неудовлетворительное состояние ее здоровья. Как отмечается в решении, в протоколах очной ставки и допроса Ф. в качестве обвиняемой содержится ее заявление о том, что она сильно устала, отказывается от дачи показаний и не возражает против их оглашения. «Однако данное заявление не может рассматриваться как требование об оказании медицинской помощи и не предполагало какого-либо специального реагирования адвоката Б.», – посчитал Совет.
Кроме того, в протокол допроса Ф. в качестве обвиняемой занесено следующее заявление: «Ранее данные мной показания ˂…˃ в ходе допроса свидетеля и подозреваемого подтверждаю в полном объеме. В настоящий момент чувствую себя не очень хорошо в связи с общей усталостью и недомоганием. Отношение к виновности или невиновности в настоящий момент высказывать не желаю, поскольку не все обстоятельства обвинения соответствуют действительности. Подробные показания по обстоятельства дела дам позже». Совет отметил, что хотя заявление содержит сведения о «недомогании» Ф., в ходе данного допроса она не давала каких-либо иных показаний. При этом допрос Ф. в качестве обвиняемой длился 20 минут.
Относительно покидания адвокатом Б. места допроса подзащитной до его окончания или подписания протокола допроса, содержащего заведомо недостоверные сведения о времени его проведения, Совет отметил, что протокол не мог быть подписан защитником в случае покидания им места производства следственного действия до его окончания. Небольшое несоответствие времени покидания адвокатом здания УВД и указанного в протоколе времени производства допроса не является достаточным доказательством неисполнения адвокатом профессиональных обязанностей, указано в решении. Таким образом, Совет признал неопровергнутой презумпцию добросовестности Б. и пришел к выводу о прекращении дисциплинарного производства в этой части.
В то же время Совет АП г. Москвы выявил нарушение в том, что адвокат не разъяснил подзащитной право на приглашение защитника по соглашению и принял участие в производстве следственных и иных процессуальных действий в качестве защитника Ф. в условиях неистечения 24 часов с момента ее фактического задержания.
Совет палаты отметил, что согласно подп. «в» п. 4 Стандарта осуществления адвокатом защиты в уголовном судопроизводстве (принят VIII Всероссийским съездом адвокатов 20 апреля 2017 г.), в рамках первого свидания с подозреваемым или обвиняемым адвокату следует разъяснить право на приглашение защитника по соглашению в случае, если адвокат осуществляет защиту по назначению.
Адвокат Б. в ходе дисциплинарного производства не утверждал, что разъяснил Ф. данное право, ссылаясь на то, что забыл об этом. Он добавил, что подзащитная говорила об отсутствии финансовой возможности для приглашения защитника по соглашению. При этом Б. признал, что не получал согласие Ф. на осуществление ее защиты до истечения 24-часового срока, предусмотренного ч. 4 ст. 50 УПК.
Совет посчитал, что ни возможное упоминание Ф. об отсутствии денег, ни отсутствие в протоколах следственных и иных процессуальных действий ее возражений против участия Б., ни желание Ф. как можно скорее покинуть УВД не свидетельствуют о добровольном отказе от реализации права на приглашение защитника по своему выбору и согласии на осуществление ее защиты адвокатом Б. При этом, добавил Совет палаты, отсутствуют сведения об осведомленности Ф. о содержании ч. 4 ст. 50 УПК.
В решении подчеркивается, что адвокат Б. обязан был руководствоваться Разъяснениями Совета АП г. Москвы по вопросам профессиональной этики адвоката от 24 сентября 2015 г. № 9 «О соблюдении требований части 3 и части 4 статьи 50 УПК РФ при осуществлении защиты по назначению», где, в частности, указано, что адвокат, назначенный защитником задержанного, подозреваемого или заключенного под стражу подозреваемого, прибыв к дознавателю, следователю, обязан выяснить точное время фактического задержания, заключения под стражу и после свидания с подозреваемым, обвиняемым наедине не принимать участия в каких-либо процессуальных действиях до истечения предусмотренного ч. 4 ст. 50 УПК 24-часового срока явки приглашенного защитника. Кроме случая, когда будет представлено не вызывающее сомнений в своей достоверности подтверждение невозможности явки адвоката, с которым заключено соглашение, в тот же срок. Невыполнение данного разъяснения будет расцениваться как нарушение подп. 1 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре, п. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 12 КПЭА.
Таким образом, резюмируется в документе, Б. был обязан принять участие в составлении протокола задержания подозреваемой Ф. от 20 августа 2020 г. Однако он был не вправе принимать участие в следственных и иных процессуальных действиях в качестве защитника Ф. до истечения предусмотренного ч. 4 ст. 50 УПК срока явки приглашенного защитника, поскольку не вызывающее сомнений в достоверности подтверждение невозможности явки в этот срок адвоката, с которым заключено соглашение, им получено не было.
В итоге Совет АП г. Москвы применил к адвокату Б. меру дисциплинарной ответственности в виде предупреждения.
Адвокату следовало взять письменное заявление
В комментарии «АГ» адвокат МКА «Центрюрсервис» Илья Прокофьев заметил, что решение Совета АП г. Москвы вновь поднимает одну из довольно животрепещущих в адвокатской практике тем, с которой практически ежедневно сталкиваются адвокаты, осуществляющие защиту по назначению.
«Органы предварительного следствия всегда имеют своей целью допросить задержанного как раз в первые 24 часа с момента его задержания, тогда как именно эти 24 часа должны быть предоставлены задержанному для приглашения защитника по назначению», – указал он.
По мнению Ильи Прокофьева, адвокат мог избежать проблем, получив от обвиняемой письменное заявление с указанием о том, что она не возражает против проведения с ней следственных действий с его участием до истечения 24 часов. Отсутствие такого заявления предоставило возможность обвиняемой инициировать в отношении адвоката дисциплинарное производство, что является явным злоупотреблением правом, особенно учитывая, что ранее каких-либо претензий адвокату она не предъявляла, а жалобу подала только спустя год и три месяца, посчитал он.
«С учетом изложенного Совет мог бы и не привлекать адвоката к дисциплинарной ответственности, а прекратить дисциплинарное производство за малозначительностью нарушения. Отдельно хочется отметить позитивные выводы Совета, который с учетом принципа добросовестности адвоката признал необоснованной большую часть обвинений», – резюмировал Илья Прокофьев.
Адвокат, руководитель Долгопрудненского филиала КА «Династия» Вадим Мясищев с сожалением отметил, что такой случай не является редкостью. По его мнению, Совет палаты детально разобрался в ситуации и вынес объективное решение. «Несмотря на то что наш коллега добросовестно исполнил профессиональные обязанности по защите доверителя, ему следовало подстраховаться и получить от подзащитной письменное заявление о согласии на его участие в защите, об отсутствии или наличии у нее адвоката по соглашению, о желании проведения следственных действий в ночное время и т.д. В таком случае, думаю, дисциплинарное взыскание не последовало бы», – подытожил адвокат.
Марина Нагорная
Источник: АГ.