Управляющий партнер АБ «Бартолиус», канд. юрид. наук, профессор НИУ ВШЭ Юлий Тай о договорных обязательствах в условиях пандемии.
12 апреля на онлайн-форуме ПМЮФ «9½: законы коронавируса» прошла сессия «Влияние актов государственных органов в связи с пандемией на исполнение договорных обязательств. Изменение сроков, основание для неисполнения, применение договорной ответственности». В ходе форума обсуждались правовые проблемы, порожденные пандемией. Автор настоящей статьи, будучи одним из спикеров данной сессии, освещает вопросы, связанные с применением ст. 417 ГК РФ, позволяющей прекратить гражданское обязательство в связи с невозможностью его исполнения, когда принят акт государственного органа или органа местного самоуправления; отмечает, какого рода обязательства придется прежде всего расторгнуть из-за чрезвычайных событий, какие меры следует предпринять, если исполнению обязательства препятствуют действия государственных и(или) правоохранительных органов; рекомендует защитникам внимательно относиться к разделам договора, посвященным прекращению обязательств, учитывая диспозитивный характер анализируемой нормы; предлагает способ решения проблемы, возникающей, когда прекращение одного обязательства делает невозможным исполнение другого. По мнению автора, в складывающихся экстремальных обстоятельствах необходимо вспомнить о норме про сотрудничество сторон обязательства (ст. 750 ГК РФ), а также вполне возможно применение механизма воскрешения прекращенного обязательства по воле сторон.
Чрезвычайные обстоятельства – проверка на прочность
Во все времена и во всех странах события чрезвычайного характера проверяют на прочность как население страны (мораль, этику, солидарность, взаимоуважение), так и в еще большей степени государственные органы на предмет эффективности их функционирования, выполнения возложенных на них государственных функций. Если верить этологам, то именно во время общественных потрясений человек может проявлять свои животные инстинкты в том числе негативного характера. И если социальные и общегуманитарные устои весьма тонки и ненадежны, то человек быстро впадает в состояние homo homini lupus est[1], если же общество облачено в надежные «латы» человечности и правовых институций, то даже сокрушительные удары войн, эпидемий и революций не способны изменить его.
Также проверяется наличие истинного доверия населения к словам и действиям государства и его уполномоченных органов. Одно дело – четко отрепетированные выборы и обращения к гражданам в ситуации стабильности, совсем другое – в момент кризиса, когда население легко может реагировать на любые советы и призывы властей в режиме «от противного», что, конечно же, не упрощает положение. Однако «крепкие хозяйственники» из государственных органов предпочитают полагать, что это свидетельствует об иррациональности (глупости) граждан, в то время как должны быть сделаны совершенно иные, хоть и некомплиментарные выводы.
Чрезвычайные обстоятельства требуют принятия чрезвычайных мер. Именно в такое время в результате перестраховок или, наоборот, халатной расслабленности правителей их действия могут в значительной мере не синхронизироваться с чаяниями и устремлениями граждан страны, а потому власть может потерять доверие к себе, а следовательно, и легитимность. Нормативные акты, которые специально, но исключительно теоретически описывают правила поведения в обстоятельствах чрезвычайного положения и чрезвычайной ситуации, также проходят проверку на актуальность и эффективность.
Публичное право и публичная власть в такой обстановке, безусловно, врываются в цивилистическую материю, как горячий нож в масло, т.е. легко и без всякого сопротивления. Кроме того, целый ряд правовых норм, в том числе содержащихся в Гражданском кодексе РФ, начинают впервые применяться на практике, а правовая «экзотика» становится обычной и рутинной. К таковым, т.е. редким и малоприменяемым («спящим») нормам, вне всяких сомнений, относится и ст. 417 ГК РФ, которая предусматривает прекращение гражданско-правового обязательства в связи с тем, что государственный орган и орган местного самоуправления принял акт(ы), которые не позволяют исполнить полностью или частично это обязательство.
Действия властей и новые понятия
25 марта 2020 г. президент выступил с первым обращением к гражданам по поводу эпидемии[2]. Вопреки ожиданиям многих он не стал вводить чрезвычайного положения и карантина, а вместо этого почему-то объявил «нерабочие дни» с сохранением заработной платы (с исключениями для некоторых организаций), посоветовав гражданам «побыть дома»[3].
Собственно говоря, некоторые из региональных руководителей начали действовать задолго до обращения президента. Так, мэр Москвы Сергей Собянин еще 5 марта издал указ о введении режима повышенной готовности в соответствии с Законом о ЧС[4], а затем регулярно вносил в него изменения и дополнения в соответствии с меняющейся обстановкой[5]. Заметим, что режим повышенной готовности (ПГ) пока так и не сменился режимом чрезвычайной ситуации (ЧС).
29 марта всем гражданам было запрещено покидать места проживания за исключением особо оговоренных указом случаев. Можно сходить в ближайший магазин, выгулять собаку, вынести мусор. Этот режим «сидения дома» почему-то не получил никакого специального названия (термины «изоляция» и «самоизоляция» употреблены в указе в иных контекстах, слово «карантин» в нем вообще отсутствует), что повлекло разнобой и путаницу в сообщениях СМИ и непонимание со стороны граждан.
Также мэр Москвы ввел в правовой оборот новый термин «социальная дистанция», которая по какой-то причине составляет 1,5 м. Магазины обязали расставить на полу торговых залов кресты-маркеры, которые позволят поддерживать данную дистанцию. Почему ее назвали социальной, а не медицинской, гигиенической, санитарной, наконец, антивирусной, так и осталось загадкой.
Позднее отдельным указом мэра[6] введены «цифровые пропуска» для передвижения по городу на любых видах транспорта, включая личные автомобили и общественный транспорт.
Вне всяких сомнений, указанные акты, даже не пытаюсь поименовать все имеющиеся, изданные в связи с пандемией, создают препятствия, а во многих случаях просто делают невозможным исполнение взятых на себя сторонами обязательств. Это касается каждого, начиная от мелких бытовых вопросов, например в области образования (частные образовательные услуги), заканчивая многими международными контрактами.
Но первое, что необходимо отметить, комментируя применение ст. 417 ГК РФ, это очевидный и непреложный факт – вышеуказанные акты дают возможность для прекращения обязательства, а не прекращают его.
Подчеркну, что никакого автоматизма в этом процессе не существует, более того, вопрос об основаниях для прекращения в спорных ситуациях предстоит разрешить сторонам либо в результате переговоров, а в крайнем случае – в судебном порядке. Очевидно, что при рассмотрении таких дел суд будет руководствоваться общим принципом договорного права favor contractus, который требует сохранения обязательства, а не его разрушения. Иначе говоря, обязательство может быть прекращено только в крайнем случае, когда с точки зрения как права, так и интересов сторон, правовой определенности и стабильности гражданского оборота, «подвисание» неисполняемого по объективным причинам договора нетерпимо. Разумеется, легко можно предположить, что многие договорные оппортунисты и недобросовестные контрагенты попытаются воспользоваться ситуацией («кому война, а кому – мать родна») для того, чтобы использовать этот удобный повод для «стряхивания» обязательства, которое они не могут или не хотят исполнять. Но, как известно, «свинья везде грязь найдет», поэтому, когда мы говорим о применении названной статьи, следует исходить из интересов и поведения добросовестных участников гражданского оборота.
Обязательные к прекращению обязательства
Какого рода обязательства прежде всего придется расторгнуть из-за чрезвычайных событий последнего времени? Конечно – это все те обязательства, которые должны быть исполнены к определенной дате (например, поставка товаров для празднования Пасхи, организация свадьбы или юбилея у человека или в организации, проведение спортивных и культурных мероприятий), а также многие другие договоры, которые имеют прямую привязку к дате или событию, а также жестко связаны с личностью исполнителя, причем дистанционное оказание данной услуги невозможно или нецелесообразно для сторон.
Вот такие обязательства без отрицательных для сторон последствий должны быть прекращены. Но даже в данном случае лучшим выходом из сложившейся ситуации будет не конфликтный (судебный) путь прекращения, а заключение соглашения о прекращении обязательства с описанием причин, а также, что намного более важно, с определением всех правовых последствий такого прекращения. Разумеется, если договор был просто подписан и стороны не предприняли никаких фактических и юридических действий для его исполнения или подготовки к исполнению, то прекращение может произойти беспроблемно.
Но если стороны обязательства, наоборот, осуществили много юридических и фактических действий, оплатили аванс или даже весь размер платы за исполнение, особенно если у одной или обеих сторон имеются субподрядчики, соисполнители, а также заключены акцессорные обязательства к основному договору (гарантии, поручительства, залоги и т.д.), то данная процедура перестает быть тривиальной задачей. Но старая пословица не зря гласит, что «лучше с умным потерять, чем с дураком найти», поэтому, если стороны соглашения достаточно разумны и способны сопротивляться давлению стресса, который оказывают общемировой экономический кризис и пандемия, а следовательно, слушают и слышат друг друга, учитывая не только свои, но чужие интересы и запросы, то тогда всегда есть возможность спокойно и с минимальными потерями (полностью их в указанном случае избежать, увы, не удастся) завершить отношения.
Более того, я убежден, что с точки зрения политики права содержание ст. 417 ГК РФ направлено не столько на прекращение обязательства, а скорее, наоборот, в виде подвешенного над сторонами «дамоклова меча» – на склонение и стимулирование их к полюбовному и взаимовыгодному сотрудничеству, когда они могут не прекращать договор, а изменить его таким образом, чтобы обязательство могло быть исполнено, но позднее или другим способом, или другими лицами, или другими средствами производства, или частично. Как известно, французы на своих пушках писали «последний довод короля», так вот ресурс описываемой статьи также должен быть таким последним доводом в переговорах, а не стартовым.
Безусловно, участники обязательства также всегда должны помнить, что «адвокат предполагает, а судья располагает», поэтому никто и никогда заранее не может быть уверен в том, что Фемида будет ему благоволить и чаши весов склонятся именно в его сторону, поскольку, как уже было отмечено выше, сам факт издания акта государственного органа или органа местного самоуправления – это очевидное обстоятельство, которое нетрудно доказать, а вот тот факт, что его принятие привело к невозможности исполнения, – совершенно неочевидное условие. Причем чем дальше от момента чрезвычайных событий происходит судебное разбирательство, тем больших трудов потребуется приложить для этого. А ведь ставки могут быть очень высоки. Что значит не исполнять обязательство, полагая, что оно прекращено? В практической плоскости, если основания для прекращения обязательства суд не установит, то это будет истолковано как нарушение обязательства со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями и санкциями. В определенных случаях они могут быть не только гражданско-правовыми (например, включение в «черный список» в соответствии с нормами ФЗ № 44-ФЗ).
Когда эта статья уже была написана и даже передана в редакцию, Президиум ВС РФ утвердил и оперативно опубликовал «Обзор по отдельным вопросам судебной практики»[7]. Это такой новый стиль высшей судебной инстанции, когда она дает разъяснения в форме Обзора по вопросам законодательства, которое еще не применялось. Не менее удивительным представляется не столько форма, сколько содержание обзора. В части процессуальных аспектов Обзор постулирует позиции, полностью противоположенные позиции секретаря Пленума ВС РФ В.В. Момотова, выраженной им на ПМЮФ 9 1/2, что, мягко скажем, крайне нетипично и дополнительно свидетельствует об имеющемся «разброде и шатаниях» в умах демиургов. В части вопросов материального права Обзор представляет собой сложный «замес» трюизмов, плеоназмов, противоречий и при этом сохраняет абсолютную амбивалентность трактовок. Тем не менее в части толкования применения ст. 417 ГК РФ было высказано достаточно важное разъяснение. В ответе на Вопрос 7 Обзор содержит следующее положение: «Если обстоятельства непреодолимой силы носят временный характер, то сторона может быть освобождена от ответственности на разумный период, когда обстоятельства непреодолимой силы препятствуют исполнению обязательств стороны.
Если указанные выше обстоятельства, за которые не отвечает ни одна из сторон обязательства, и (или) принятие актов органов государственной власти или местного самоуправления привели к полной или частичной объективной невозможности исполнения обязательства, имеющей постоянный (неустранимый) характер, данное обязательство прекращается полностью или в соответствующей части на основании статей 416 и 417 ГК РФ».
Это крайне важное разъяснение, решающее проблему неудачной редакции двух указанных статей. Очевидно, что в ситуации, когда препятствие носит лишь временный характер, никакого автоматического прекращения обязательства быть не может. Это доминирующее в зарубежном праве и разумное решение. Выходить из ситуации временной невозможности следует посредством отказа от договора.
Препятствие для исполнения – блокирующие действия госорганов
Есть еще другая проблема правоприменения данной статьи, когда формального акта не существует, но есть фактические действия государственных и(или) правоохранительных органов, которые категорически препятствуют исполнению обязательства, а сослаться должнику не на что. Например, сотрудники Росгвардии не пускают автотранспорт или физических лиц (сотрудников) на определенную территорию или в субъект федерации, не предоставляя конкретных документов, обосновывающих их действия, а ссылаясь просто на приказ руководства. Или полиция перекрывает свободный проезд в город и часть населенного пункта, в связи с чем невозможно доставить товар или оказать услугу. В таких случаях можно посоветовать только незамедлительно фиксировать и собирать доказательства, которые потом помогут доказать как контрагенту, так и в крайнем случае суду, что фактические действия государственного органа не позволили исполнить соглашение. Это может быть аудио- или видеофиксация, получение каких-то справок, объяснительных, протоколов, которые подготовлены и составлены (в идеале) третьими лицами или представителями государственных органов. В любом случае все указанные документы должны быть изготовлены непосредственно в момент событий или сразу после их составления.
Проблема становится острее, если запрет или иное блокирующее действие осуществляется представителями государственных органов других стран, например, вы не можете въехать или выехать с территории иностранного государства в тех случаях, когда эта граница носит «прозрачный характер», как например, между Россией и Беларусью или между странами Шенгенского соглашения.
Все описанное является явными примерами «интервенции» (вторжения) публичного права и власти в материю частного права. Тут неизбежно возникает вопрос о демаркационной линии между частным и публичным, которая формально проведена ч. 3 ст. 2 ГК РФ[8]. Однако идея, там заложенная, либо мертворожденная, либо еще просто не понята и не получила надлежащего подтверждения в судебной практике.
Существуют обоснованные сомнения, что даже в случаях, когда действия представителей государственных органов будут незаконными либо по формальным признакам законными, но явно непропорциональными, избыточными, несоразмерными, частные лица смогут взыскать убытки в порядке ст. 13 и 16 ГК РФ, хотя такая возможность и декларируется в ч. 1 ст. 417 ГК РФ. Если уж в обычной ординарной ситуации взыскать убытки с государства представляется маловероятным, то что говорить о чрезвычайной ситуации.
Диспозитивный характер нормы
Отдельного внимания требует указание на то, что описываемая норма является диспозитивной, а следовательно, оставляет огромное усмотрение сторонам, причем как в ситуации, когда акт государственного органа уже принят, так и в будущем. Прогресс человечества выражается прежде всего в том, что оно использует накопленный предыдущими поколениями опыт и извлекает уроки, хотя, конечно, далеко не всегда. Происходящие в настоящий момент экстраординарные события должны стимулировать юристов более серьезно относиться к соответствующим разделам договоров (расторжение в связи с изданием госорганом акта, форс-мажор, иные случае расторжения и прекращения обязательства), которые до сего момента многими считались чисто техническими и бессодержательными, а значит, не заслуживающими внимания. Как говорил один американский профессиональный инвестор, «только когда будет отлив, мы увидим, кто был в море без плавок». И вот он этот отлив, узрите и сделайте выводы на будущее.
Последствие прекращенного обязательства
Также стоит поговорить о проблеме «следования» прекращенного обязательства (в условиях пандемии его можно было бы назвать «зараженным»), когда из-за одного прекращенного обязательства становится невозможным исполнить другое, которое напрямую не связано с первым. Например, оказывать услуги по организации массовых мероприятий никакими актами не запрещали, однако стадионы и спортивные площадки не работают, повара, официанты, музыканты, танцевальные коллективы, работники сцены и все остальные участники индустрии не работают. То же самое касается акцессорных обязательств. Например, банк может выдать независимую гарантию в обеспечение обязательства по поставке, нет никаких для этого препятствий, но она уже не требуется, поскольку основное обязательство не может быть своевременно исполнено (например, поставка куличей на Пасху или елок на Новый год). Получается, что прекращение одного обязательства «инфицирует», т.е. делает невозможным, а точнее сказать, бессмысленным исполнение другого или других. На практике, к сожалению, никакого указанного мной выше автоматизма, конечно, не существует, поэтому искомые последствия могут быть достигнуты либо путем конструктивных переговоров, либо в судебном порядке, где должнику по обязательству предстоит непростая задача освободить себя от явно несправедливых санкций, используя институт злоупотребления права.
Именно здесь, попутно заметим, что, хотя прямо в тексте ст. 417 ГК РФ об этом не сказано, необходимо понимать – отказаться от исполнения в разумный срок может не только кредитор, но и должник, потому что каждый участник соглашения имеет равное право и интерес в правовой определенности: существует ли между сторонами обязательство или в результате издания государственным органом акта оно может считаться прекращенным.
Норма-принцип о сотрудничестве сторон обязательства
Представляется, что в складывающихся экстремальных обстоятельствах необходимо вспомнить о норме про сотрудничество сторон обязательства (ст. 750 ГК РФ), и хотя она упоминается только в отношении договора строительного подряда, полагаю, что можно считать ее некоей нормой-принципом, в соответствии с которым, если при выполнении обязательства обнаруживаются препятствия к надлежащему исполнению, каждая из сторон обязана принять все зависящие от нее разумные меры по их устранению. Кроме того, сотрудничество и добросовестность сторон предполагают транспарентность, т.е. взаимное информирование участниками договора друг друга об их планах и намерениях, а также последовательность действий (эстоппель).
Воскрешение прекращенного обязательства по воле сторон
Абсолютно фантазийным применительно к пандемии является обсуждение ч. 3 ст. 417 ГК РФ[9] о возрождении (воскрешении) прекращенного обязательства при отмене акта госоргана, поскольку таковые ни при каких условиях не будут отменены (ни Указы Президента РФ, ни даже Указы Мэра Москвы). А вот вопрос соотношения восстановления прекращенного договора, который был установлен в предыдущей редакции ч. 3 ст. 417 ГК РФ, и фингированное непрекращение обязательства, предусмотренного ныне действующей редакцией статьи, явно заслуживает детального изучения. Кроме того, сейчас кодекс предусматривает и описывает такую возможность только в случае признания недействительным либо отмены в установленном порядке акта государственного органа. Однако представляется абсолютно возможным применение данного механизма (воскрешения прекращенного обязательства) и по воле сторон, вне зависимости от признания недействительным акта судом, в том числе в случаях, когда стороны, перестраховываясь, прекратили обязательство, но потом желают восстановить его правовую обязательность, включая и акцессорные обязательства. Указанное выше в настоящий момент по понятным причинам не имеет практического подтверждения судебной практикой, впрочем, как и опровержения, но в ближайшее время она появится, причем все мы будем соучастниками ее появления и формирования.
Как говорится, хорошие юристы знают актуальную судебную практику, а лучшие – создают.
[1] Человек человеку волк.
[2] Обращение к гражданам России. 25 марта 2020 г. // http://kremlin.ru/events/president/news/63061
[3] Указ Президента РФ от 25 марта 2020 г. № 206 «Об объявлении в Российской Федерации нерабочих дней».
[4] Федеральный закон от 21 декабря 1994 г. № 68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера».
[5] Указ мэра Москвы от 5 марта 2020 г. № 12-УМ «О введении режима повышенной готовности», с послед. изм. и доп. (последняя на момент написания редакция – Указ мэра Москвы от 10 апреля 2020 г. № 42-УМ).
[6] Указ мэра Москвы от 11 апреля 2020 г. № 43-УМ.
[7] Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 1. Утв. Президиумом Верховного Суда РФ 21 апреля 2020 г.
[8] К имущественным отношениям, основанным на административном или ином властном подчинении одной стороны другой, в том числе к налоговым и другим финансовым и административным отношениям, гражданское законодательство не применяется, если иное не предусмотрено законодательством.
[9] В доктрине можно встретить такие удачные наименования данного правового явления, как «Лазарь-обязательство» или «зомби-обязательство».
Источник: Адвокатская газета.
Фото: https://e.law.ru/712342.