Как следует из материалов дисциплинарного производства, в ноябре прошлого года адвокат П. прибыл в Подольский райотдел судебных приставов УФССП по Московской области для представления интересов доверителя, в отношении которого возбуждено исполнительное производство. Однако охранник на проходной не пустил его в здание, поскольку у адвоката не оказалось с собой паспорта, он предъявил лишь адвокатское удостоверение.
Адвокат через портал госуслуг направил жалобу на имя начальника райотдела ФССП. В тексте были такие фразы: «на проходной указанного отдела находился олигофрен (в стадии дебильности) в форменной одежде ФССП со знаками различия, напоминающими знаки различия старшего лейтенанта», «я разъяснил указанному олигофрену, что направляюсь на прием к судебному приставу Ф., и предъявил удостоверение адвоката №…, выданное 15.10.2015 ГУ Минюста России по Москве на мое имя». Однако «на разъяснения олигофрен реагировал неадекватно». «Поняв, что разговаривать с олигофреном бессмысленно, т. е. русского языка он не понимает и законодательства не знает, я со своего мобильного телефона позвонил непосредственно приставу Ф.», – излагал ситуацию защитник. Он также указал: «в то же время очевидно, что вышеизложенную ересь олигофрен выдумал не сам, а его научил какой-то имбецил», «прошу дать правовую оценку действиям олигофрена, сидевшего на проходной и слишком много умничавшего».
В декабре адвокату сообщили, что его обращение оставлено без ответа по существу на основании п. 3 ст. 11 закона о порядке обращений граждан РФ, где говорится, что госорган вправе так поступить при получении письменного обращения с нецензурными или оскорбительными выражениями. Начальник Подольского райотдела судебных приставов пожаловался на адвоката в ГУ Минюста по Москве, которое, в свою очередь, сообщило об этом в АП Москвы. В апреле квалификационная комиссия палаты пришла к выводу, что адвокат допустил нарушение положений п. 1 ст. 4 Кодекса профессиональной этики адвоката («Адвокат при всех обстоятельствах должен сохранять честь и достоинство, присущие его профессии») и п. 2 ст. 8 КПЭА («При осуществлении профессиональной деятельности адвокат обязан… придерживаться манеры поведения… соответствующих деловому общению»).
Сам адвокат, не отрицая фактических обстоятельств, с такими выводами не согласился. По его мнению, слово «олигофрен» не является нецензурным либо оскорбительным, а является оценочным суждением, отражающим его субъективное мнение. Оценочные суждения не подлежат проверке на истинность и ложность, находятся под защитой Конституции РФ и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика Европейского суда по правам человека идет по пути того, что публичные должностные лица должны со смирением встречать критику ввиду важности их общественного служения и того, что к ним предъявляются особые требования. У них нет права обижаться на граждан. Тем самым его действия не образуют состава дисциплинарного проступка, в том числе по его малозначительности.
Совет АП согласился с выводами квалифкомиссии о том, что сами по себе употребленные П. слова «олигофрен», «имбецил» и «дебил» к обсценной лексике не относятся, поскольку олигофрения означает умственную отсталость, характеризующуюся недоразвитием психики и интеллекта, проявляющуюся в следующих видах: дебильность, имбецильность и идиотия. Вместе с тем очевидно, что употребление таких слов в официальном письменном обращении применительно к оценке действий должностных лиц является недопустимым как не соответствующее деловой манере общения. Обращение адвоката с этими высказываниями является уничижительным по отношению к лицам, чьи действия им обжалуются.
Согласно ч. 1 ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, каждый человек имеет право свободно выражать свое мнение. Вместе с тем в ч. 2 ст. 10 Конвенции указано, что осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе.
Поскольку адвокат формулировал свои доводы письменно, у него имелась возможность переиначить и облагородить фразы или вовсе опустить их. Высказывания адвоката о слабоумии должностных лиц ФССП не преследовали в качестве своей цели защиту интересов доверителя, являющегося должником в исполнительном производстве, поскольку каких-либо доводов о нарушении прав последнего в ходе исполнительного производства обращение не содержало. Они были направлены исключительно на умаление чести и достоинства должностных лиц, которые создали препятствия для прохода адвоката в здание. Написание же данного обращения было продиктовано исключительно досадой П. на то, что ему не удалось пройти в отдел.
Адвокат ссылался также на правовую позицию ЕСПЧ, в частности, по делу «Обершлик против Австрии». Тогда гражданин Австрии в СМИ поименовал австрийского государственного деятеля «идиотом». И хотя суды двух инстанций признали его виновным и оштрафовали, ЕСПЧ постановил, что в данном случае имеет место нарушение ст. 10 Конвенции, и присудил заявителю денежную компенсацию. ЕСПЧ указал, что границы приемлемой критики шире по отношению к политическому деятелю, действующему в качестве общественной фигуры, чем просто по отношению к частному лицу. Суд отметил, что «в данном случае использование этого слова кажется вполне пропорциональным тому негодованию, которое осознанно было вызвано г-ном Хайдером».
Поскольку слова «идиот» и «олигофрен» являются синонимами, выводы ЕСПЧ, по мнению П., полностью применимы и к данному дисциплинарному производству, так как судебный пристав исполняет публично значимые государственные функции. Однако Совет АП посчитал необоснованной попытку адвоката распространить понятие «политический деятель» на судебного пристава, на которого возложена обязанность обеспечения пропускного режима в здание ФССП.
Совет АП счел вину адвоката установленной и, учитывая, что тот впервые совершил дисциплинарное нарушение, не повлекшее тяжких последствий, объявил ему замечание.
Источник: Legal.Report.